ибо критика нынешнего правления есть дело непозволительное. «Смело можно сказать, — пишет Кутузов в этом письме, — что из среды нас не выйдет никогда Мирабо и ему подобные чудовища. Христианин и возмутитель против власти, от Бога установленной, есть совершенное противоречие».

V

При разгроме московских мартинистов пострадал и Тургенев. В 1792 г. его спокойная жизнь была неожиданно нарушена: 11 августа за ним в Симбирск был послан подпоручик Иевлев с приказом доставить его в Москву для допроса по делу Новикова и Типографской компании. Для последней наступил роковой час, и почти все ее участники так или иначе пострадали за свою просветительскую и филантропическую деятельность, став жертвами подозрений правительства, напуганного французской революцией и книгой Радищева.

В Москве Тургеневу был предложен вопросник из восемнадцати пунктов, в которых он должен был объяснить свою масонскую деятельность и просить прощения, если в чем-то поступал против закона. Его допрашивал князь Прозоровский, бывший когда-то его командиром в первой Турецкой войне. Он называет Тургенева «лукавым» в сравнении с простодушным князем Н. Трубецким; но в сравнении с Новиковым Тургенев, по мнению Прозоровского, «не так тверд», хотя «напоен совершенно роду мыслей Новикова».

А.П. Мельгунов, основатель масонской ложи  в Ярославле

После допроса Тургенев, в конце того же месяца, был сослан, в качестве наказания, в свое имение на безвыездное житье и оставался там до смерти императрицы Екатерины II, то есть четыре года (1792–1796).

С вступлением на престол императора Павла (6 ноября 1796 г.) судьба Тургенева резко меняется: 11 ноября 1796 г. ему разрешен въезд в столицы. 15-го числа того же месяца он получил чин д. статского советника и назначение директором Московского университета (1797–1803). 25 декабря 1796 г. Иван Петрович со всей семьей приехал в Москву (см.: Истрин. Архив Тургеневых, вып. 2, введ., стр. 21). Теперь наступил лучший и блестящий период в жизни Тургенева. Из бригадиров он переведен в статские советники и поселен в университете. Под его началом была канцелярия (пять человек), которая управляла всей хозяйственной частью университета. По отзывам Третьякова, чиновника этой канцелярии, Тургенев был «начальник добрый, честный и справедливый». Ему же была подчинена, естественно, и учебная часть: выбор преподавателей и профессоров, общее направление преподавания. Есть все основания полагать, что Тургенев старался придать университету тот «мартинистский» дух, который был характерен для деятельности новиковского кружка и Дружеского ученого общества. Так, в университетском благородном пансионе воспитанники каждое утро, после молитвы, обязательно читали духовные песни и благочестивые размышления Штурма.

Тургенев способствовал также обновлению преподавательского состава, пригласив нескольких профессоров из Германии, например Шлецера-сына, Буле, Грельмана и других. В его доме профессора находили самый радушный прием. Он также посылал многих молодых людей за границу для завершения образования. В 1802 г. это были, например, Воинов, Двигубский, А.С. Кайсаров, Успенский и, немного раньше, М.И. Мудров. М.И. Невзоров, близко знавший Тургенева, называет его «добрым другом юношества» и говорит, что он многим молодым людям оказал благодеяния, открывая доступ к учебе, ободряя, награждая и даже, после выпуска из училищ, подыскивая должности и пути к благоустроенной жизни. Не без основания Тихонравов называет Тургенева «добрым и самым благонамеренным пестуном Московского университета». Узнав из слухов о предстоящей отставке Тургенева, молодой профессор Мерзляков почти с отчаянием сообщает об этом своим друзьям в Геттингене.

Как директор Тургенев был подчинен трем кураторам, с которыми нередко ссорился, особенно с Голенищевым-Кутузовым, видимо, из-за того, что тот хотел сделать университет военным, а университетский благородный пансион превратить в кадетский корпус. Кажется, кураторы и оклеветали Тургенева перед высшей властью, так что когда было образовано Министерство народного просвещения, то министр, граф Завадовский, относился к Тургеневу недоброжелательно. Он был недоволен им из-за какого-то «кабинета польской» и медленной установки шкафов, вследствие которой пострадали препараты. Потом (с 1802 г.) пошли слухи о коренном преобразовании университета, и положение Тургенева сильно пошатнулось. Почувствовав это, он пишет в Петербург Лопухину, просит его ходатайствовать за него перед министром Завадовским и перед Державиным. Когда же преобразование университета началось и вместо кураторов попечителем был назначен Муравьев, друг и товарищ Тургенева по университету, а должность директора была заменена должностью избираемого ректора, — Тургенев стал хлопотать или о назначении его сенатором, или о сохранении за ним получаемого жалованья (1875 руб. в год) в виде пенсии. Он пишет об этом и Лопухину, и Н.Н. Новосильцеву, и Державину. В конце концов за ним сохранили его жалованье и, кроме того, дали ему чин тайного советника, но целый год (1803) ему пришлось провести в неопределенном положении и быть свидетелем коренной ломки университетских порядков. В отставку он вышел 21 ноября 1803 г. К служебным неприятностям добавилось большое горе, постигшее его 8 июля 1803 г. — смерть его старшего сына Андрея, его любимца, друга и почти что товарища. Так что когда он расстался с университетом и переехал в собственный дом на Маросейке, то здоровье его уже было подорвано. Отсюда начинается последний период его жизни, так сказать, постепенное увядание. Ему был 51 год, но здоровье его оказалось настолько непрочным, что в 1804 г. он опасно заболел. По-видимому, вследствие тучности он был склонен к апоплексии, и хотя и выздоравливал, но в 1805 и 1806 гг., по совету врачей, ему пришлось лечиться в Липецке минеральными водами. Ему стало легче, он мог ходить, но органы речи у него были настолько поражены, что трудно было вести с ним беседу (см. письма Дмитриева и Жуковского к А.И. Тургеневу 1805–1806 гг.) В конце же этого (1806) года он, по свидетельству Жуковского, был очень слаб и собирался ехать в Петербург лечиться к тамошним медикам. Действительно, 25 января 1807 г. он выехал из Москвы со всей семьей и, приехав в Петербург, лечился у лейб-медика Франка. Впрочем, лечился безуспешно и 28 февраля скончался, очевидно, внезапно, от последнего удара апоплексии. Он похоронен в Александро-Невской лавре, на Лазаревском кладбище, рядом с любимым сыном.

Табакерка(Музей Костр. Арх. комиссии)

Литературе и искусству Тургенев был предан так же горячо, как и мистическо-масонской философии, если не более. По крайней мере, давая показания князю Прозоровскому о том, что заставляло его участвовать в масонских собраниях, он говорит, что его влекло туда единственное желание иметь общество образованных друзей и узнавать там все, «до учености касающееся». Переводчик «Таинств креста», Тургенев был в то же время центром, вокруг которого группировались, в пору его директорства и ранее, тогдашние московские литературные знаменитости во главе со «старостою» и «десятником российской литературы», то есть Херасковым и Карамзиным. У